«Его время уже в прошлом… и еще в будущем»: Юрий Ножиков. Разговор к неюбилейной дате

17 февраля исполнилось бы 88 лет первому всенародно избранному губернатору Иркутской области. И хотя Юрия Ножикова уже почти 12 лет нет с нами, его вклад в историю региона (и не только региона), образ мыслей и действий, человеческие качества по-прежнему заслуживают глубокого, обстоятельного, пристального внимания. Более того, несмотря на большой объем литературы о Ножикове, в том числе несколько книг, многое все еще остается за кадром. Поэтому разговор о Юрии Абрамовиче актуален всегда, а не только к юбилейным датам. Своими воспоминаниями делится президент Фонда сохранения памяти и развития наследия первого губернатора Иркутской области Ю.А. Ножикова, заслуженный юрист РФ Юрий Курин, в прошлом – один из заместителей Юрия Ножикова в областной администрации.

Разговор на равных. Юрий Ножиков и глава российского правительства Виктор Черномырдин. 1994 год

– Юрий Геннадьевич, когда, при каких обстоятельствах состоялась ваша первая встреча с Ножиковым? Осталась ли эта встреча в памяти? 

– Первая встреча с Юрием Абрамовичем… По существу, это была даже не встреча, а восприятие на слух. В студенческие годы – а я окончил юридический факультет Иркутского государственного университета в 1977 году – я был очень политизированным, читал много газет, в том числе местных – «Восточно-Сибирскую правду», «Советскую молодежь». Читал и о пленумах обкома партии, сессиях областного Совета народных депутатов. И вот однажды прочитал в достаточно подробном изложении (что в те времена бывало крайне редко) текст выступления управляющего трестом «Востокэнергомонтаж» Ножикова. Помню, даже обратил внимание на агрессивно-динамично-неспокойную фамилию. Во-вторых, красиво звучало название треста. Но главным было то, о чем говорил этот человек. Его выступление было одновременно масштабным, конкретным, критическим и конструктивным. Оно воспринималось свежим уже тогда, хотя это был апогей брежневского застоя. Это чувствовалось даже в официальной, газетной редакции.

Когда я как молодой специалист пришел на работу в прокуратуру Куйбышевского района и был принят в ряды КПСС, то был на пленуме Куйбышевского райкома партии, проходившем в актовом зале треста «Востокэнергомонтаж». В числе выступавших был Юрий Абрамович, и опять его выступление сорвало аплодисменты и поразило тем, что он мыслит масштабно, не говорит о мелочах, но и не уходит в пустословие. И совершенно не комплиментарно – никого не хвалит, с постановкой конкретных проблем и задач.  

Затем я прочел его выступление на каком-то совещании в Москве. Он полностью посвятил выступление диспропорции развития между центральной частью страны, с одной стороны, и Сибири с Дальним Востоком – с другой. Называл конкретные цифры о том, как несправедливо распределяются материальные блага – материально-техническое, продовольственное, промтоварное снабжение, заработная плата. В общем, выступал как поборник уральских, сибирских, дальневосточных и северных территорий.

Но это были заочные знакомства. Затем был такой эпизод. Работая в областной прокуратуре, я расследовал уголовное дело о хищениях и взяточничестве в особо крупном размере на горно-обогатительном комбинате «Мамслюда». Там нужно было провести огромную строительно-криминалистическую экспертизу: проверять объемы приписок, тарифы, которые были завышены, определить ущерб, причиненный предприятию. Я затруднялся в поиске экспертов. Многие из руководителей крупных строительных предприятий, к которым я обращался, под надуманными предлогами отказывали предоставлять своих специалистов – это ведь работа на несколько месяцев.

Я уже отчаялся, но потом вспомнил о Ножикове и поехал в его трест (здание напротив танка на улице  Советской). Вопрос, над которым я бился несколько месяцев, Ножиков решил за пять минут – выделил специалистов (проектировщиков, бухгалтеров, отизовцев, сметчиков). Они оперативно прибыли и быстро все сделали. И я смог предъявить обвинение, дело было рассмотрено судом, преступников осудили к длительным срокам лишения свободы.

Но по-настоящему мы познакомились в начале 1988 года, когда я работал прокурором Центрального района Братска. Здание прокуратуры было затрапезным, и я решил построить новое здание, не прекращая работы прокуратуры в старом. Подрядчиком было одно из подразделений Братскгэсстроя. На каком-то этапе работы стали вестись вяло и снабжение материалами стало неудовлетворительным. Я забеспокоился. И вдруг раздается телефонный звонок: «Юрий Геннадьевич, вас беспокоит начальник Братскгэсстроя Ножиков. Не могли бы вы ко мне подъехать?». Я говорю: «Конечно. Назначайте время». Он отвечает: «Приезжайте, когда вам удобно. Я сегодня здесь допоздна».

Еду в машине, думаю: «Странно. Как прокурор я надзираю только за центральным офисом Братскгэсстроя. Но начальник руководит огромным трестом с числом работников свыше 100 тысяч от Урала до Чукотки. С какой стати он меня приглашает?». Ладно, хотя бы поставлю вопрос, чтобы быстрее строили здание прокуратуры, а там будет видно, что за причина приглашения.

Приезжаю. Ножиков очень демократично одет, пьет кофе, предлагает мне. Я отказываюсь. Поражаюсь тому, что на столе у начальника хоть и гигантского, но все-таки строительного предприятия лежит кипа литературы, которую вряд ли кто из руководителей его уровня читает. Это и материалы партийных конференций, тексты новых законов – о предприятии, о кооперации, о новом мышлении, гласности, перестройке, экономических реформах и т. д. Я увидел, что во всех этих книгах, журналах, газетах, брошюрах сделаны многочисленные закладки и пометки.

Ножиков без долгих предисловий спрашивает меня: «Как вы оцениваете происходящее в стране?». Я говорю, что «оцениваю высоко, прежде всего, Вас, так как не ожидал, что вы читаете такую литературу». Во-вторых, как прокурор, продолжая ответ, делаю упор на формально-юридические моменты по тем или иным вопросам. Вижу, что Юрий Абрамович не совсем удовлетворен моим анализом ситуации: «А давайте посмотрим на вещи широко, масштабно». И рисует такую картину. Как только начнутся в соответствии с последними решениями руководства страны альтернативные выборы партийных, а потом и советских руководителей, сразу же обнаружится, что в партии нет истинных народных лидеров. И действующие руководители начнут стремительно проигрывать выборы. А победителями станут новые люди – на первом этапе это будут хозяйственники, потом появятся те, кто вообще не входит в нынешнюю номенклатуру. Более того, относящиеся к ней враждебно.

Затем, по словам Ножикова, начнется процесс передачи власти от партии к советам. Будет отменена статья 6 Конституции о руководящей и направляющей роли КПСС. Потому что уже сейчас ясно, что в стране, кроме социалистической собственности – государственной, колхозно-кооперативной, появится собственность частная. Закон о предприятии позволяет ему оставлять часть прибыли в своем распоряжении, это уже не государственная собственность. Закон о кооперативах позволяет еще больше свободы. Руководители предприятий, воспользовавшись этими возможностями, создадут в своих структурах малые предприятия, кооперативы, перекачав туда самое ликвидное оборудование, переведут лучших специалистов, финансовые потоки. Затраты будут возлагать на государственное предприятие, а «сливки» переведут в новые структуры, учредителями в которых сделают своих родственников и превратят в частную собственность. Это, в свою очередь, приведет к росту коррупции, криминализации экономики, бартерным сделкам и т. п.

Я сижу соглашаюсь. Затем Ножиков говорит: «Советский Союз распадется, будут ликвидированы Организация Варшавского договора, Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Через одно-два поколения наша молодежь не будет твердо уверена, кто был прав – Сталин или Гитлер. Роль нашей страны на международной арене, наше военное присутствие за рубежом значительно уменьшатся. Мы уйдем из Азии, Африки, Латинской Америки». 

Глубиной этих размышлений – а это, повторю, 1988 год! – я был поражен, шокирован. Ведь и Горбачев, и Яковлев тогда говорили: «Больше социализма, вернемся к Ленину» и т. п. То есть ратовали за социализм с человеческим лицом, а Юрий Абрамович уже тогда, по существу, сказал: «Нет, у нас будет капитализм, и не с человеческим лицом. А то, что сейчас говорится, – либо заблуждение, либо прикрытие». 

Конечно, мне после анализа, который я первоначально сделал, а Ножиков ответил своим анализом ситуации, стало неловко, что я не вижу этого всего. Откуда в нем была такая глубина мысли, интерес к таким процессам? Вот здесь и задумываешься над феноменом  личности Ножикова.

Я много лет размышляю над тем, как много Ножиков читал, знал, постоянно тренировал свою память. Очень начитанный, очень эрудированный, вдумчивый, дисциплинированный. Он провел свое детство и юность, студенчество, производственную деятельность в жесткой борьбе, в постоянной конкуренции. В таких же условиях прошла и вся остальная его жизнь.

Мне довелось быть с Ножиковым на многих совещаниях, в том числе и в Кремле, в администрации президента России, в правительстве РФ, в различных ведомствах. Даже если были очень скучные доклады, было некого слушать, нечего записывать, Ножиков все равно держался мобилизованно, не отвлекался, всегда конспектировал. Я его спросил: «Юрий Абрамович, а зачем вы так? Можно ведь и расслабиться». А он: «Даже слушая глупого человека, тренируешь свою память». Он никогда не терял времени впустую.

Наша первая встреча в кабинете начальника Братскгэсстроя запомнилась навсегда. Я уже тогда знал, что Ножиков, возглавив Братскгэсстрой, сделал много для того, чтобы вернуть к работе в БГС прежнее руководство. Многие из его предшественников были исключены из партии, освобождены от руководящих постов, даже осуждены. Кто-то из них был наказан совершенно незаконно, несправедливо, кто-то – чересчур сурово. Юрий Абрамович действовал, используя свое влияние, авторитет, связи в обкоме партии, в облисполкоме, в правительстве страны. Как сказали бы сейчас, он провел реинкарнацию руководства Братскгэсстроя, сформированного еще при Иване Ивановиче Наймушине и последующих руководителях.

Через некоторое время после этой встречи лечу из Братска в Иркутск в командировку. Случилось так, что в одном ряду справа от меня сидел генеральный директор Усть-Илимского ЛПК, фактически заместитель министра целлюлозно-бумажной промышленности СССР Виктор Николаевич Семенов. А слева генеральный директор Братскгэсстроя Ножиков. Семенов очень хорошо одет – в дубленке, норковой шапке, дорогой шарф, в белоснежной рубашке. Помощник, сидевший сзади, подает ему портфель, в портфеле балычок, коньячок. Семенов все это со вкусом потребляет, при этом беспрерывно ругая Горбачева, Ельцина, демократов, перестройку. А слева Юрий Абрамович в кроличьей шапке, в недопустимо скромном пальто, в унтах. Помощника с собой не взял, сам достает из портфеля книги, много книг…

Я тогда подумал: зачем они ему, тем более столько, в короткий полет? Книги были разные – по международной торговле, о Федеральной резервной системе США, по конституциям зарубежных (несоциалистических) государств, художественная литература – Булгаков, Пастернак. Я поразился разбросу его интересов. Читал он очень быстро, делал пометки. Вскоре полет закончился, Ножиков сложил книги в портфель. Дело было под вечер, он пошел по взлетному полю к выходу в город. А за Семеновым прямо к трапу самолета пришла машина.

Когда через некоторое время прошел процесс передачи функций партийных органов советским органам, меня пригласил на работу заместитель Ножикова, тогда уже председателя Иркутского облисполкома, Валерий Викторович Игнатов. Он сообщил, что отдел административных органов обкома КПСС будет ликвидирован с учетом политических реформ, его функции передаются в облисполком. И предложил возглавить такой отдел в облисполкоме. Игнатов хорошо знал меня и по Куйбышевскому району Иркутска, и по Братску. Кроме того, я как-то выступал на большом совещании в Братске, где присутствовали и Ножиков, и Игнатов, и Яковенко (зам. начальника Братскгэсстроя, будущий первый заместитель Ножикова в администрации области), и Гетманский (первый секретарь Братского горкома КПСС). Меня заметили, и после вскоре поступило это предложение.

Я согласился, считая, что в такое время рядом с таким человеком, как Ножиков, будет очень интересно. А если откажусь, то потом буду жалеть. Время подтвердило мои мысли. И вместо того, чтобы сделать обычную, традиционную карьеру в прокуратуре, я стал ближе к политике.

– Мы часто судим о событиях и людях, уже зная, что происходило затем, после обсуждаемого времени, события. И это знание нередко корректирует наши оценки как бы задним числом. А как вы реагировали на действия, слова Ножикова, на происходящие события тогда? Он, учитывая уровень, содержание ваших знаний, представлений, не показался вам чудаком, очередным изданием кремлевского мечтателя?

– Нет, я и тогда воспринимал его всерьез. Ножиков ведь об отдаленных прогнозах, отдаленных последствиях реформ Горбачева – системно недостаточно обдуманных, а затем проведенных Ельциным в радикальном варианте – говорил не с радостью, не с восторгом. Он говорил, что это будет сопровождаться драмами, трагедиями. То есть, с одной стороны, по своим взглядам Ножиков был демократом, он выступал за многопартийность, за частную собственность. Но, с другой стороны, прекрасно понимал, что наш переход от одной социально-экономической формации к другой будет происходить очень трудно, с большими издержками, перекосами, потерями, с локальными войнами.

Но тогда я был поражен его словами, не мог понять, откуда у него такая информация. Позже, размышляя над этим, я узнал, с кем он общается, в том числе в длительных командировках в Москву. Так, Ножикова связывали хорошие отношения с Аркадием Ивановичем Вольским. Это очень известный человек, он возглавлял отдел машиностроения ЦК КПСС, а позже Российский союз промышленников и предпринимателей (РСПП), был помощником по экономике у двух генеральных секретарей. Его детство, как и у Ножикова, было опалено войной. Много общался Ножиков и с секретарем ЦК КПСС по промышленности, бывшим первым секретарем Красноярского крайкома партии Владимиром Ивановичем Долгих.

Конечно. скачок с должности управляющего трестом «Востокэнергомонтаж» на должность начальника Братскгэсстроя дал Ножикову очень много, хотя новая работа изрядно отняла сил и здоровья – это намного больший масштаб производства и ответственности. Немало значило и общение, неизбежное для руководителя столь крупного предприятия, в ЦК КПСС, правительстве, с руководством союзных министерств, первыми секретарями обкомов и крайкомов, председателями крайоблисполкомов, руководителями союзных и автономных республик. Это были люди с большими возможностями, располагающие большим объемом информации «не для печати». А тогда, в закрытом обществе, только став частью номенклатуры, правящей элиты, можно было стать посвященным во многие процессы и тайны, квалифицированно быть в теме.

Но выход на этот уровень не дал бы такого результата, если бы не работа над самим собой. Недавно, в очередной раз перечитывая книгу воспоминаний Ножикова «Я это видел…», надиктованную сразу же после отставки с должности губернатора иркутскому журналисту Борису Ротенфельду, я особо обратил внимание, что мама Юрия Абрамовича происходила из очень трудовой семьи. Семьи религиозной, староверческой. Они жили в двухэтажном доме, где на первом этаже находилась мастерская. Бабушка была очень трудолюбивой, упорной, принципиальной, терпеть не могла пьянство, леность и бедность. И она, и внук делали по сто поклонов перед и иконами каждое утро и столько же – каждый вечер. Быть может, отсюда у Юрия Абрамовича истовость в характере, на манер староверской, была заложена с детства.

Будучи по отцу китайцем (а о том, кем был его отец, он узнал уже в зрелом возрасте, под 60 лет), он в детстве испытывал проблемы из-за своей внешности. Многие дети ведь не любят, задирают тех, кто отличается от большинства. Его, бывало, называли Мао, издевались над его внешностью. И он должен был с самого детства доказывать, что он не хуже, а лучше других. Ножиков рассказывал, например, о таком эпизоде. Самые ранние годы у него прошли в Ленинграде, где влажная зима, мало снега. Он, городской ребенок, не умел бегать на лыжах. В годы войны он оказался в эвакуации на Урале, а там все пацаны в детских домах, которых он немало поменял, хорошо катались на лыжах. И над его неумением смеялись. Тогда он договорился с физруком, брал у него на ночь лыжи и по целине, ночью, один сначала шел, потом катился, а затем побежал. И стал одним из лучших лыжников.

Другой пример упорства и нацеленности Ножикова. Он окончил институт, где готовили инженеров для строительства энергетических объектов. Это, как правило, объекты большой высоты. А он боялся высоты, и это было для него очень большой проблемой. И чтобы руководить элитой строителей-монтажников («Не кочегары мы, не плотники…»), он заставил себя ходить, бегать, прыгать по высотным эстакадам без монтажного ремня, без страховки, как настоящие профессиональные монтажники.

Поэтому ему, чтобы чувствовать уважение окружающих, нужно было работать, учиться, тренироваться гораздо больше, чем все остальные. Нацеленность Ножикова на доказывание своего лидерства  – того, что ты умнее, дисциплинированнее, трудолюбивее, культурнее, – и сформировала его личность.

Беседовал Юрий Пронин, «Байкальские вести», ИА «Альтаир»

Окончание следует.

ИА «Альтаир» присутствует в самых популярных соцсетях.
Присоединяйтесь к нам:
Telegram
Одноклассники
Вконтакте

Поделитесь новостью с друзьями: