Виктор Дятлов: «Я не верю в идею национального характера»

Лекторий «Научные weekend`ы», посвященный 100-летию Иркутского государственного университета, продолжает свою работу. 12 мая профессор кафедры мировой истории и международных отношений исторического факультета ИГУ Виктор Дятлов прочел лекцию «Национальность. Этнос. Этничность».

Виктор Дятлов

«Пожалуй, будь себе татарин...»

— Я вижу, что примерно треть, если не половина присутствующих здесь получали паспорта еще в СССР. И там везде была написана национальность. Я помню еще те времена, когда в читательском билете библиотеки ИГУ тоже была вписана национальность. Но после распада СССР наша новая власть задумалась: а зачем нам этот пятый пункт? Во многих странах мира вообще нет внутренних паспортов, и прекрасно обходятся. Паспорт не является удостоверением личности — это более важный документ, регулирующий отношения человека с государством. Недаром говорили: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек!». Молодые люди, которые получали паспорта и личные документы после СССР, никаких записей про национальность не имеют и все у них хорошо, — начал свое выступление Виктор Дятлов.

Тем не менее, каждый из нас как-то себя определяет через то, что в советские годы называли национальностью, но теперь это больше вопрос самоопределения. Я получал паспорт в отделе милиции и они не спрашивали — кто я и кем хочу быть, государство лучше меня знало. Определяли по тому, что написано у папы с мамой в паспорте: папа — русский, мама — белоруска, а ты вот выбирай. И я мог выбрать «белорус», хотя языка не знаю, в Белоруссии никогда не был, все родственники погибли во время войны и никаких связей не осталось.

Исходя из того, что было записано в паспорте, государство строило отношения с нами. С одной стороны мы все были равные советские граждане, а с другой — государство проводило «национальную политику». Если бы у меня в паспорте было написано, что я — еврей, мне было бы сложнее поступить в университет. Ни в одном документе это не было записано, но все знали, что не более 5 процентов евреев может быть на первом курсе. Немцем было не очень хорошо быть, а иногда и страшно. До войны не очень любили поляков, НКВД проводил целые операции против поляков, латышей и так далее.

Теперь государство решило, что национальность — частное дело человека. Русский, армянин, татарин — не важно. Для человека — важно, а для государства все мы равноправные граждане и относимся к государству одинаково: налогоплательщики и избиратели. Для того чтобы выстраивать отношения с гражданами, государство должно знать, сколько в стране каких национальностей, но теперь государство может только спросить у нас во время переписи населения. «Если вам не трудно — скажите, пожалуйста, какой вы национальности?». Захочу — отвечу. Скажу что русский, или гоблин или марсианин — это мое право. И многие, что называется, прикалываются. А во время последней переписи была целая политическая кампания и около 30 тысяч человек записали себя «сибиряками». Однако в результатах переписи сибиряков, гоблинов и марсиан нет, потому что государство до конца этот вопрос нам не доверяет. Если сказать, что просто татарин — пожалуйста, а если сказать бесермен [коренной малочисленный народ в России, близкий к татарам и удмуртам] — то уже как-то не то...

Что означает быть кем-то по национальности? В советские годы те немногочисленные счастливцы, которым выдавали загранпаспорт, проходили собеседования, консультации и так далее. Для выезда в Монголию, которую даже заграницей не считали, на это ушло два месяца. И вот в загранпаспорте писали не русский или белорус, а «гражданин СССР» — то есть там записывалась не национальность, а гражданство. Люди особо не чувствовали этот контраст, потому что загранпаспорта хранились в сейфах у начальства и выдавали редко.

От предопределенности к личному выбору

Итак, в западных странах под словом национальность понимается именно гражданство: француз — это гражданин Франции. То, что мы называем национальностью, в мире называют этничностью. Если говорить о том, что понимается нами как национальность или этничность (я буду продолжать пользоваться этими словами как синонимами), то я люблю студентам задавать сочинение на тему «Кто я по национальности?». Раньше чиновник задавал мою национальность, а если сегодня спросит — то пусть он идет далеко, не имеет права. Профессор — не чиновники, но я всегда говорю, что если кто не хочет подписывать — пожалуйста. И большинство пишут, что я такой-то, а почему — да потому что папа с мамой такие.

Не берем случай, когда папа с мамой разных национальностей. Есть два других подхода, один из которых называется «примордиализм». Примордиализм означает, что наша национальность нам дана и мы ее выбрать не можем. От папы с мамой родились и с этим живем, это не предмет нашего выбора. Такое понимание долгое время господствовало и даже слова такого не было, потому что не требовалось. Люди существа групповые, структурирование по группам происходило и не изменялось — родился в Индии неприкасаемым, так и будешь. Даже если сейчас в Индии по законам это отменено, а на самом деле так и есть. В России родился в «подлом сословии» — так и будешь жить.

Но происходили процессы модернизации, сословия разрушались, проблема социального статуса и выбора профессии стали нашим решением. Если в средние века человек не мог выбрать религию — то сейчас это наше дело, если нельзя было выбрать подданство — то сейчас это не так. Сейчас даже половую принадлежность можно выбрать. Трудно, сложно — но можно. Можно выбрать даже семью. Если в XIX веке отец был полноправным хозяином своих детей, то попробуйте сейчас кого-то выпороть ремнем — получите по полной программе. Человек выбирает все и формирует жизнь сам, а не кто-то ему диктует.

В одном американском армянском журнале (а в США армян больше, чем в Армении, так уж получилось) в 1961 или 1962 году один автор написал: «Что ко мне все пристают с этим армянским? Да, папа с мамой армяне, я их очень люблю и уважаю. Да, я знаю армянский язык, но он мне почти не нужен — я бы с большим удовольствием знал русский, потому что хочу почитать Толстого. Почему меня привязывают к армянам? Я даже фамилию менял! Моя национальность — это мое частное дело. Хочу быть армянином — буду, хочу быть американцем — буду. Уважайте мой выбор».

Этот человек преподавал в США в университете, и было видно, что для него это проблема, иначе он бы не писал так эмоционально. Его волновало его право быть или не быть кем-то. Весь пафос его статьи это как раз то, что позднее стали называть «конструктивизмом» — представление о том, что человек сам определяет свою личность и сам может формировать свои качества. Особенно важно, что государство не должно это делать и ставить на нем какое-то клеймо. Национальность, этничность — это набор каких-то качеств, норм, из которых человек сам выбирает нужное и сам себя формирует. Большинство присутствующих в зале без труда скажет, кто он, но не скажет почему.

Есть люди, для которых совершенно не важно, кто они по национальности. У меня была сокурсница, которая сейчас посол Литвы при ООН. Она говорила, что в Литве есть разные группы — русские, литовцы, евреи, но есть и люди, которые говорят просто: «Мы тутейшие» — то есть местные и все. Им национальность не нужна и не важна.

У нас в области есть группа людей, которые называют себя голендры. Эта группа сформировалась где-то на Буге, точно не украинцы и не белорусы, по религии протестанты, сильный элемент германского в культуре, книги у них по-польски готическим шрифтом, язык не украинский, они его называют «хохлятский». В царское время смотрели не национальность, а на вероисповедание, советская же власть к ним подступилась и они не смогли объяснить — кто они? С советской властью спорить было сложно, а она считала, что голендров не бывает. Они и записались — один брат мог быть русским, другой украинцем, а кто-то и немцем. И значение выбора они поняли только 22 июня 1941 года, когда записавшихся немцами отправили в трудовые лагеря. И теперь они четко понимают, что они не немцы.

Большая часть голендров осталась в Польше, и после пакта Молотова-Риббентропа они попали в зону ответственности СССР. По пакту голендров опять спросили: вы кто? Они уже много чего про СССР знали, поэтому объявили себя немцами, отправились в Германию, но и там на них смотрели с подозрением — какие же это немцы? И все-таки спустя годы про них стали писать, снимать фильмы. Голендры в Германии стали немцами, а у нас так и остались голендрами. В 1990-е годы Германия принимала соотечественников, национальность имела большое практическое значение — у людей должно быть самоопределение. Людей без национальности в современном мире немного, но они есть.

Гены или культура?

В 1990-х я приезжал в Биробиджан и там все их спрашивают: «А евреи у вас есть?». Сейчас они уже не дожидаясь вопроса говорят: «Евреи есть. И синагога тоже». Во времена СССР было тысяч 90, потом тысяч 70 уехали, теперь некоторые возвращаются обратно. Сейчас никто ничего не записывает, государственного антисемитизма нет. «Еврей» перестало быть выделяющим клеймом: есть фотографии, есть семейная память и многие, считающие себя русскими, начинают вспоминать, что они на самом деле евреи.

Я сам не думал о том, кто я, пока не попал в аспирантуру в Москву и не оказался в общежитии с людьми, один из которых был литовским националистом, а другой — армянским. Это заставило задуматься: не просыпается же нормальный человек утром с криком «Я русский, какой восторг!»? Но если бы я сейчас жил в Риге или в Таллине, то я бы об этом вспоминал каждый день и весь мир рассматривал бы в категориях этничности. Есть шкала идентичности: мы — граждане РФ, мы — иркутяне, мы — сибиряки, мы — родители, каждая грань важна. Но иерархия каждой грани плавающая. В одной ситуации важно одно, в другой — другое. Этничность — это набор культурных норм и характеристик.

Сейчас говорят, что этничность в генах. Это расизм. Эта гипотеза распространена, но она себя не оправдала. Биологические различия не определяют социальные или культурные процессы и качества. Последним сторонником примордиализма был Лев Гумилев: он считал, что каким ты родился, таким и будешь. При всей яркости этого человека, при том, что его книгами забиты полки в книжных — я его ученым не считаю, это фэнтези. С большей основательностью распространена идея культурного примордиализма: не важна кровь, важно где человек родился, какие слова услышал, сказки — а в этих словах запрессованы тысячи лет развития. Русскую культуру создавал арап Пушкин, датчанин Даль и так далее. Культура — результат исторического развития в определенных условиях. В 1950-е годы была идея, что детское воспитание имеет ключевое значение и в России и Китае все время развиваются диктаторские режимы, потому что в этих странах принято детей запеленывать туго — а на Западе этого нет. Но я не верю, что все немцы — работящие педанты, французы — бабники, а русские — пьяницы. Этого совершенно нет!

Но тогда как же определить этничность, национальность? В первую очередь — язык. Это то, что сближает «нас» и отделяет от «них». Никакой иностранец, даже прекрасно зная русский, все равно какие-то тонкости не поймет. Это фундамент этничности. Но все-таки абсолютно жесткой связи нет. Например, Ирландия — первая колония Британской империи. Много веков их пытались сделать англичанами, основа их культуры — борьба за право быть ирландцами. Но основной язык — английский, как и в Канаде, в Индии, многих других странах. Есть сербы и хорваты. Между ними была жесткая война, и оба народа еще уничтожали босняков-мусульман. А язык один! Разница только в том, что у хорватов он на латинице, а сербов на кириллице. Отличия только в том, что хорваты были частью Австро-Венгрии и католики, а сербы были частью Османской империи и православные. Значит, все-таки абсолютно жесткой корреляции между языком и национальностью нет.

Религия важный фактор, но в советское время мы почти все были атеистами. Сейчас религия возрождается в разных формах. Религия не только вера в бога, это и набор культурных норм. Как говорил один мой студент: «Коммунистом я стал, а мусульманином родился». Есть много обществ, в которых расовые различия не имели значения — Отелло был мавр, но он был один из крупнейших военачальников Венецианской республики.

Если сегодня объявить, что люди, которые носят ботинки 40-го размера — это плохие люди, то 80 процентов из них начнут надевать ботинки 41 размера. А остальные из случайной совокупности станут группой единомышленников и будут бороться за свои права. Если даже государство отменит свое предыдущее решение, сформированная группа все равно не изменится и сохранится впредь. Таких примеров множество: повод для объединения в группу давно исчез, а группа осталась. Если бы меня заставили сказать, что такое этничность — я бы отказался. Важно лишь, что при всех переменных условиях и факторах, есть одно общее: этничность — это то, чем мы дорожим. Если бы государство решило запретить мой язык, мои традиции, я бы стал против этого бороться. И не дай бог в современном мире наступить на эту мозоль: если наступит государство — начинается сепаратизм, если одна общность другой — рождаются конфликты. Культурные и языковые вопросы переходят в плоскость политики и это крайне опасно.

ИА «Альтаир» присутствует в самых популярных соцсетях.
Присоединяйтесь к нам:
Telegram
Одноклассники
Вконтакте

Поделитесь новостью с друзьями: