Леонид Ярмольник

Актер, телеведущий, продюсер, член Федерального гражданского комитета партии «Гражданская платформа» ответил на вопросы читателей агентства «Альтаир» и газеты «Байкальские вести».

— Многие знают вас как театрального и киноактера, и даже дети без труда узнают ваш голос в озвучке мультфильмов. Менее известна ваша общественная деятельность в качестве защитника прав животных и организатора приютов для собак. Кроме того, вы — активист партии «Гражданская платформа»...

— Я готов отвечать на любые вопросы, объясняя, почему это так, почему я с ними, а не в «Единой России» или ЛДПР.

— А почему, кстати?

— Потому что те — надоели. Я с ними давно живу в одной стране, и толку никакого. Я человек взрослый, и все, что делает «Единая Россия», — это то же самое, что Коммунистическая партия Советского Союза. ЛДПР я считаю абсолютно функциональной вещью: для Владимира Жириновского и его сторонников это способ зарабатывания денег. Ну замечательно, им удобно существовать так, как есть. Они никогда не хотели быть партией власти. Зачем? Это как в том мультфильме: «Нас и здесь неплохо кормят...». КПРФ примерно то же самое: это функционеры, у них такая работа. Кто-то зависит от рынка, от спроса на товар, а они ни от чего не зависят, они просто такой мощный фундамент, чтобы наверху все было по-прежнему и чтобы стояла «Единая Россия».

Единственная альтернативная партия — это мы, «Гражданская платформа». Я очень не люблю слово «оппозиция» и саму оппозицию не люблю — по-моему, это люди, которым нравится ходить по улице, кричать, тусоваться. Бояться оппозицию не надо, потому что у нас она обычно выливается в какую-то драку. Как в Москве было: драка на Болотной, скандал на два-три дня, а потом годовые разбирательства: кто кого бил, кто задел женщину, зацепил ребенка, и в итоге все это выливается в ничто.

Я никогда не занимался политикой. Не то что мне это было неинтересно, просто я занимался своим делом, так меня научили мои учителя и воспитали родители. Конечно, главное мое обучение и воспитание — это Щукинское училище, мои педагоги Юрий Васильевич Катин-Ярцев, Михаил Александрович Ульянов, Владимир Абрамович Этуш. Актер — это что-то в крови плюс то, чему тебя научили. А вот быть человеком — внимательным, порядочным, готовым помочь — меня научили мои педагоги.

Я всегда помогал людям. Когда у меня самого не было денег, я находил какие-то средства, какие-то возможности, людей, для которых я что-то значил и кто понимал, что это я прошу не для себя... Про это много говорили и писали, и все эти истории про Леонида Филатова, Бориса Хмельницкого и многих других — все это правда, я так делал, потому что меня так воспитали. И профессией я занимался, чтобы мы все стали добрее, лучше и не завидовали тем, кто живет за бугром. Какая-то польза от этого есть, но в целом КПД низкий, переделать страну можно только через политические действия. Именно поэтому я поддержал Михаила Дмитриевича Прохорова, когда он решил идти в политику. Мы дружим уже почти 20 лет. Он ведь тоже решил пойти в политику и посвятить себя стране и народу не так давно. Казалось бы, чего ему еще? У него все есть, он может строить и помогать. В основном известно про спорт, но он много помогает культуре, театральным и кинопроектам. С его помощью построен Центр Мейерхольда. Театр наций, который возглавляет Евгений Миронов, — это тоже усилия государства и Прохорова.

Мне кажется, что люди в нашей стране идут в политику, чтобы оказаться поближе к бюджету и «пилить» деньги, которые приносят нефть и газ. У Прохорова совершенно другая ситуация — он богатый человек из списка «Форбс». Когда они с Потаниным взялись за «Норильский никель», комбинат никому не нужен был, он был в разваленном состоянии. И хорошо, что за него взялись именно Потанин и Прохоров, иначе там бы окончательно все разобрали и продали на металлолом. Сейчас он все время и деньги тратит на нашу страну, и это то, что я называю патриотизмом в чистом виде. Человек он упорный и если за что-то взялся, то сделает.

Мы с ним в этом абсолютно совпадаем по жизненным принципам. Он мужик, держит слово, никогда ничего не забывает. Его фраза «Своих не сдаем» иногда меня радует, а иногда не очень. Чтобы так сказать, нужно ситуацию знать доподлинно. Вот вся эта ситуация с мэром Ярославля Урлашовым. Я с Евгением на заседаниях комитета «Гражданской платформы» сидел рядом — вот слева от меня сидел Макаревич, а справа Урлашов. Не могу сказать, что хорошо его знаю, но я актер и потому немного физиономист — могу сказать, что лицо у него хорошее, аура хорошая. Я более чем уверен, что пройдет время и мы все узнаем. В нормальной стране с нормальными людьми так поступать нельзя — он же не убегал, не прятался, а его взяли ночью, вытаскивали из машины... Зачем нужно было так делать? Он же никого не убил. Немыслимая история. Но категорически что-то утверждать сейчас нельзя: если эта история бросает тень на партию, на Михаила Прохорова, надо разбираться.

— Вероятно, это была попытка запугать?

— Все их методы, все действия власти какие-то варварские. Зачем вот было снимать билборды нашей партии в Иркутске? А фильтр муниципальный? Как можно верить, что все происходит честно, если они постоянно делают так, чтобы вообще никаких выборов не было? Яркий пример — это история с выдвижением Прохорова на пост мэра Москвы. Специально сделали так, что нельзя иметь никаких активов за рубежом. Прекрасно понимали, что на перевод всего потребуется время — пять-семь месяцев. Точно так же можно было сказать: «Вы хотите баллотироваться в мэры? Можно, только если вы до двух метров ростом... 48-й размер ноги? Нет, только до 43-го. 1965 года рождения? Ни в коем случае — только 64-й и 66-й год, 65-й мы вычеркнули, это люди без перспективы». Обижаться и говорить «Сами дураки» в этом случае бесполезно, нужно относиться к этому с юмором и язвительно. Как власть себя сегодня ведет с «Гражданской платформой» — это то же самое, как если бы здоровый дядька стал обижать ребенка в песочнице. А наша партия сегодня — это ребенок, перспективный подросток, но этот здоровый дядя, заплывший жиром, боится, что этот подросток займет его место. И борется с ним только с позиций силы, а не с позиций логики, аргументов.

Сколько лет это продлится — не знаю, хватит ли на это моей жизни — не знаю. У нас никогда не было честных выборов. Меня часто спрашивают: «А вы голосуете?». Да, один раз голосовал на президентских выборах и даже проверял избирательные участки. На муниципальные выборы не хожу, потому что там от моего голоса ничего не зависит. Но теперь пойду.

— Как бы вы объяснили людям, почему нужно идти на эти выборы?

— Есть единоборства, где сила идет на силу, а есть такие, где вы берете энергию противника и используете против него. Поэтому я бы просто доносил до избирателя простую информацию о том, что творит власть, и спрашивал, как можно в такой ситуации верить, что выборы будут честные. Про эти билборды, про снятые с телеканалов сюжеты, про московскую историю с Навальным, которого буквально достали из тюрьмы, чтобы создать видимость честных демократических выборов. Ну сказали бы, что Собянин будет в ближайшие 10 лет — «мы так решили, и так будет», и все. Зачем нужно все это еще, как елку конфетти, посыпать бюджетными, народными деньгами?

Не хочу буквально объяснять механизмы, но я думаю, все понимают: выбрасываются деньги, чтобы создать иллюзию выборов и оправдать существующую власть. Люди часто говорят: «А зачем выбирать? За нас уже выбрали». Так вот: я хочу, чтобы выборы стали действительно выборами.

Из последних интервью Прохорова мне больше всего нравится его ответ на вопрос: «А вы что, думаете, что менеджеры могут изменить страну?» — «Конечно могут». – «Это сколько же нужно менеджеров?» — «Две с половиной тысячи. Но чтобы это была одна команда». И он прав абсолютно. В бизнесе у него все работало идеально, и все те, кто с ним когда-то работал, готовы в любой момент прийти снова. Если он опять что-то затевает, они его поддержат. Он никогда не имел дела с бюджетом и откатами. Я всю жизнь работал на тех же принципах, и если у меня что-то есть, то только потому, что я работал больше, чем другие.

Меня недавно спросили: а сколько раз в году у вас отпуск? Я сорок лет работаю, и у меня ни разу не было полноценного отпуска. У меня были свободные дни, если отменяли съемки или еще что-то такое случалось. Людей это удивляет, а я счастлив — это значит, что я нужен, что могу приносить людям пользу. Как говорил мой папа, «отдохнуть еще успеем», — Ярмольник показывает пальцем вверх. — Батя уже отдыхает, а я — пока есть силы и энергия — хочу поработать.

— Не могли бы вы объяснить, почему в программе «Гражданской платформы» гуманитарные вопросы идут впереди экономических?

— По большому счету, люди не хотят знать, сколько добывается нефти и сколько она стоит, они хотят знать, сколько стоят лекарства, билет в кино. Как иногда говорят: за рубежом люди работают, чтобы жить, а в нашей стране живут, чтобы работать. Это совершенно противоположные направления. Эти вопросы лучше всего объясняет Ирина Прохорова, сестра Михаила Дмитриевича. С ней он не спорит, со мной по вопросам культуры не спорит. По вопросам культуры со мной могут спорить Пугачева или Макаревич, но у них профиль поуже, она суперзвезда эстрады, он — рок-музыки. А вообще гуманитарные вопросы важнее, потому что с их помощью можно скорее объяснить, кто мы такие. В экономике мало кто понимает — может, полпроцента населения, а это общие для всех вопросы.

Людей, увы, тошнит от выборов. Я это знаю по себе, по своей семье. Все время ощущение, что у нас одни выборы сменяют другие. И все время одних надо давить, а про других врать, чтобы третьи безвылазно сидели во власти. Живем, чтобы выбирать одно и то же начальство. Вот именно поэтому через гуманитарные вопросы проще пробраться к человеку, проще ему что-то объяснить.

— Общеизвестно, что Прохоров давно и плодотворно работал с губернатором Иркутской области Сергеем Ерощенко. А вы с Ерощенко знакомы?

— Знаком, давно уже. Он — настоящий сибиряк, человек слова, талантливый руководитель. В прошлом году Сергей Владимирович был доверенным лицом кандидата в президенты России Михаила Прохорова. А затем участвовал в создании партии «Гражданская платформа». Михаил Дмитриевич предложил кандидатуру Сергея Владимировича на должность губернатора Иркутской области.

В свое время, когда Владимир Владимирович Путин был только и.о. президента, а руководителем его избирательной кампании был Михаил Лесин, я придумал две вещи: чтобы Путин сходил на КВН и на концерт по поводу 30-летия «Машины времени». И вот на этом концерте все общались в таком предбаннике, где были накрыты столы с шампанским, а Путин почему-то сидел один в ложе. И Лесин меня запустил в эту ложу, и мы с Путиным полчаса поговорили. Он не сказал фразу «Я вырос на ваших фильмах», но пересказал мне «Тот самый Мюнхаузен», «Сыщик», еще что-то и сказал: «Учитывая мою работу, я все это смотрел не здесь, а там...».

Так вот, Ерощенко — он тоже мой зритель. Вчера я ему позвонил, сказал, что буду в Иркутске, и он тут же начал как-то перестраивать свой график, чтобы просто пообщаться. А познакомились мы у Прохорова — он нас обоих сподвиг заняться виндсерфингом. Прохоров, кстати, никого не научил плохому, и я единственный человек, которому разрешается в его присутствии курить.

— Фильм Алексея Германа по повести братьев Стругацких «Трудно быть богом» снимался уже больше десяти лет, и в прошлом году прошел слух, что он вот-вот будет завершен. Так ли это?

— Вам могу сказать: он был завершен до того, как Герман лег в больницу прошлой осенью. Он был не самый здоровый человек, но как-то держался, а тут оступился, упал, была гематома в мозгу, ее удалили, но начали отказывать один орган за другим. Он медленно и мучительно умирал. Это как в детстве у каждого был набор кубиков, из которых можно сложить несколько картинок. И вот набор кубиков был, а складывать картину без него никто не рисковал. Ну как — он есть, без него нельзя прикасаться. Сейчас картина собрана, две недели назад я переозвучил две фразы, которые он просил еще при жизни, переписали финальную партию саксофона... И, по всей вероятности, во второй половине ноября фильм будет на фестивале в Риме, а потом выйдет в прокат.

Алексей Юрьевич хотел еще две картины снимать и очень смешно говорил: «Ну конечно, если я тебе предложу, ты больше не будешь у меня сниматься?».

А фильм шел очень тяжело, мы с ним спорили постоянно — потому что одинаковые. Я ему говорю: «Ну о чем вы, конечно, буду». Он: «Я хочу снять «Скрипку Ротшильда» и — ты только не смейся — настоящий фильм про Дзержинского, ты на него очень похож». Сценария не было, но идея была. Он всегда снимал одно и то же кино, про одно и то же: почему мы — в смысле все человечество — так плохо живем? Почему все время предательство, воровство, деньги? «Трудно быть богом» про это, «Проверка на дорогах» про это — фоны разные, вопрос один. Дело не в системе и не в политической ситуации, а в том, что человек так устроен и всегда будет стремиться к богатству и власти. Как я мечтал, чтобы фильм вышел в 2004 году, перед выборами! И все было бы ясно — за кого голосовать.

Так что картина вот-вот выйдет, она будет примерно на три часа. И то, что я «стану Чарли Чаплиным», а кино это войдет в историю кинематографа, — это даже не обсуждается. Другой вопрос — насколько оно будет зрительским? Сегодня зритель испорчен плохим кино, американским и нашим, до такой степени, что дольше двух минут думать не могут, глядя на экран. Всегда наш зритель чаще плакал, больше думал, лучше чувствовал — а сейчас американцы нас своим «трешем» завоевали. Что далеко ходить — снял я фильм «Стиляги», который посмотрела вся страна. В Америке я бы после этого лежал на пляже в Санта-Монике десяток лет и думал: «Не снять ли еще какой фильм?», потому что денег у меня было бы предостаточно. А здесь тоже все прославились, вошли в историю — 7 миллионов долларов долга. Только у нас в стране может быть такой бизнес: фильм успешный, а половина денег украдена прокатчиками, половина еще кем-то, единой системы проката нет...

— Вы известны как защитник прав животных. Как вы относитесь к тому, что в России запрещено выписывать собакам, страдающим эпилепсией, специальный фенобарбитал для животных — единственное средство, которое помогает от этой болезни? Это же узаконенное издевательство получается.

— Я не мыслю своего дома без собак, это все равно, что пустой дом. У меня всегда было по две-три-четыре собаки. Я люблю жену, обожаю дочку — но если убрать из дома собак, я буду считать, что меня все бросили. Собаки любят за то, что ты есть, а все остальные, так или иначе, все время выясняют отношения. У нас в Москве достаточно представительная команда тех, кто этим занимается, я не один. Дочь просто руководит двумя приютами для собак и тратит на это половину жизни. Она в руководстве фонда «Дарящие надежду», я вхожу в попечительский совет при мэрии Москвы, куда входят также Костя Хабенский, Женя Миронов, Андрей Макаревич и Елена Камбурова. Это все звучит громко, но бессмысленно: мы можем открыть любые двери, войти в любой кабинет — и только сказать, что все бюджетные средства разворовываются.

Надо, например, построить приют, объявляют тендер. Появляются люди, которые дают самую меньшую цену и все время выигрывают все тендеры — за половину выигранных денег, которые они отдают в виде отката. Еще при Лужкове, в 2010 году, было подсчитано, что из бюджета Москвы «на бездомных животных» было истрачено 100 миллионов долларов. Если есть желание посмотреть, на что эти деньги были истрачены, нужно искать не питомники и приюты, а загородные дома тех чиновников, кто был к этому причастен. Должен сказать, что к Собянину я по этому вопросу ни разу не пробился.

Отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что сил мы тратим огромное количество, заходим в самые высокие кабинеты, и нам много чего обещают — но никогда не делают. Четыре года создают специальную организацию, чтобы она занималась бездомными животными, пройдено огромное количество инстанций — это согласовали, это согласовали, а это — нет. «А-а-а, нельзя, все отменить»! И вот то же самое с лекарствами — анестезию тоже запретили. Делать операции без анестезии — такое только фашисты могли придумать.

Пока похвастать нечем. Михаил Дмитриевич не очень большой зоозащитник: он готов помочь, но это частная инвестиция, а проблему этим не решить. Сейчас я собрал по друзьям, банкам и олигархам (кстати, участвует в этом Роман Абрамович) около двух миллионов долларов, чтобы построить нормальный приют, какие есть в Германии или Финляндии. Мы его построим, и я постараюсь туда затащить Путина, чтобы сказать: «Если бы деньги не воровали, таких приютов в Подмосковье было бы штук 50». Другого способа я не вижу. И думаю, что я прав. Чего хочет «Гражданская платформа»? Чтобы деньги не воровали, а чтобы мы видели, как все меняется.

Мы с вами те же собаки — просто с собаками откровенно и без стеснения, а с людьми ведь то же самое происходит. Я в трех попечительских советах: вместе с Чулпан Хаматовой в «Подари жизнь» (дети с онкологией), фонд борьбы с лейкемией и фонд «Артист». В третьем фонде мы с Женей и Машей Мироновыми находим деньги для пожилых артистов, которые уже не могут работать, и для детей с нарушениями опорно-двигательной системы. У нас уже двадцать детей, которые родились без ног и до 18 лет ходить не могли, а мы их привезли в Америку, и их прооперировали. Что это такое, когда эти ребята идут по подиуму, — я вам даже передать не могу.

Мы не все успеваем, но очень стараемся. И когда получается, я всякий раз убеждаюсь, до какой степени у нас бездарное государство. Жестокое и бесчувственное. Нам ничего не остается, как бороться за себя и за других.

ИА «Альтаир» присутствует в самых популярных соцсетях.
Присоединяйтесь к нам:
Telegram
Одноклассники
Вконтакте

Поделитесь новостью с друзьями: