Пригород: территория свободы и рисков

Седьмую встречу лектория «Научные Weekend`ы» провел доктор социологических наук, проректор ИГУ по научной работе Константин Григоричев. Он говорил о том, что многим из наших читателей дано в непосредственных ощущениях — жизни пригородов Иркутска. 

Между небом и землей

Полное название лекции звучало так: «Неназванное не существует: настоящее и будущее пригородов провинциальной России». Руководитель клуба молодых ученых «Альянс» Алексей Петров напомнил, что тема становится все более интереснее именно потому, что по итогам 2017 года в Иркутской области сельское население росло быстрее, чем городское. Стремительнее всех растет население пригородного Иркутского района, в одном только Хомутово живут уже более 25 тыс. человек — это больше, чем во многих населенных пунктах со статусом города.

 — Случай Иркутска не что-то феноменальное, это типичный пример. К нам пришел глобальный тренд субурбанизации, то есть рост пригородов. За 15 лет, с 2002 по 2017 год, в Сибири произошло вот что: население столиц регионов росло от 3,9  (Омск) до 21,8 процента (Томск); пригородные районы выросли в 2,87 раза в Улан-Удэ и в 2 раза в Иркутске — до 6,8 процента. Единственное исключение Томск, где пригородное население сократилось на 15 процентов, но это только потому, что там пригороды административно включили в состав города. Если брать 1989 год за 100 процентов, то Иркутский район у нас рос каждый год почти на 40 процентов, а Иркутск — всего на несколько. Важно еще учитывать, что у нас в стране учет населения идет по месту прописки, и пока люди построят дом, пока поставят на учет, пока переедут — так что, я думаю, по документам в Иркутском районе живут 120 тыс. человек, а по факту не менее 150 тыс., — отметил Константин Григоричев. 

 Еще один критерий роста населения — объявления о продаже земли и оказании услуг по обустройству участков (бурение скважин, строительство дорог и прокладка асфальта до дома). Для Иркутска это явление очень распространенное и очень привычное. Если смотреть по космическим снимкам, которые вполне доступны в Интернете, то в деревне Грановщине, например, сельская усадьба типично сельская (с огородом и картофельным полем), а в селе Урик уже нет задачи выжить за счет сельского хозяйства — люди приезжают с работы, чтобы переночевать. 

 Если смотреть любые правовые документы, то пригородов как обособленного явления в России нет. Есть сельский район, городской округ и городское поселение. В Ангарском городском округе есть типично сельские поселения, а в Иркутском районе все население номинально полностью сельское. Статистика государства работает с этим районом именно как с сельским и не делает из происходящих перемен никаких выводов. Для населения есть принципиальная разница хотя бы в тарифах — у нас в стране нет переходного пригородного тарифа, только городской и сельский, точно так же работает система социального обеспечения, здравоохранения и образования.

 — Мы имеем искусственно поляризованное пространство «село» и «город», а между ними ничего. У нас эта система была закреплена еще в начале ХХ века, закрепилась в 20-е годы, и не изменилось ничего. Мы не приняли и не описали новую сущность, у нас нет языка для ее описания, у нас нет даже слова для нее, — подчеркнул Константин Григоричев.

 Чтобы определить пригород, лектор предложил ответить на три вопроса: что такое пригород, где пригород, и кто живет в пригороде? Ответов на первый вопрос можно набрать с десяток: от «населенный пункт, примыкающий к большом городу» до «зона ежедневных пассажиров». Уже упомянутое Хомутово еще десяток лет назад не было пригородом, да и сейчас не примыкает к Иркутску. Определение, в котором главную роль играет административная граница, тоже не вносит ясности: поселок Дзержинск, например, граничит с областным центром по одной из улиц — существенной разницы между жителями разных сторон улицы нет. Определение про зону ежедневных пассажиров придумано еще в 1925 году и не в России, а в Англии — речь идет о необходимости для жителей пригорода каждый день отправляться на работу в город.

Атрибут класса

Если говорить о жителях пригорода, то тут Константин Григоричев подобрал цитаты из интервью с проживающими в таких территориях, которые он сам проводил много лет подряд. Первая же цитата была весьма яркой: «Ни к селу, ни к городу». Есть определения — «село городского типа», «на природе с городскими удобствами», «в городе, но не в городе». В том же Хомутово на знаменитом перекрестке у светофора в 11 часов вечера движение более активное, чем в то же самое время в центре Иркутска.

Научное определение субурбанизма как образа жизни было разработано в 1956 году и говорит об особом укладе жизни, который не тождественен ни городскому, ни сельскому, но представляет собой их сложный синтез. Более комфортный; с возможностью обустроить жизнь по собственному желанию (а не по команде городских архитекторов); близкое, но не тесное знакомство с соседями; менее закрытое, чем в деревне. Первые проблески такого типа жизни появились в быту «новых русских» в начале 2000-х — для них новый образ жизни был формой статусного потребления, признаком принадлежности к определенному классу. Можно сказать, что коттедж в пригороде был чем-то вроде непомерно разросшегося красного пиджака с золотыми пуговицами — архитектурный стиль многочисленных «рублевок» косвенно подтверждает этот тезис.

Механизм формирования пригорода опирается главным образом на миграцию. В Бурятии есть тенденция переезда из села в город, в Иркутской области пригород формируют горожане, выбирающиеся в сельский район. Очевидно, что пригороды получаются неодинаковыми. Горожане вне города могут временно занять дачные поселки — как исторически сложившиеся места загородного отдыха; коллективные сады и огороды (ДНТ и СНТ) — это все сезонная «квази»-субурбанизация. Есть примеры покупки уже существующих деревенских домов — иркутяне покупают дома даже в Слюдянке, куда выезжают всего на несколько дней в году. Строительство загородных спортивно-развлекательных центров за городом становится все более популярно, но и это очень временная форма отдыха.

Постоянные модели жизни в пригороде не менее многообразны. Закрытые коттеджные поселки закрыты в двух смыслах — и от города, и от села, причем бывает и настоящая охрана, не впускающая никого из посторонних. Вторая версия — перестройка деревень, Урик и Хомутово начинали именно с этой модели, но далеко от нее ушли. Перестройка СНТ по организованному плану приводит к тому, что застройщик или коллектив соседей даже выбирают, кому продавать участок, а кому нет. Застройка сельскохозяйственных земель долгое время была формально запрещена, но такие запреты давно научились обходить. Последний пример — строительство микрорайонов, как это происходит по Голоустненскому тракту и некоторым другим направлениям. Многоэтажные дома строят в чистом поле, кто там будет жить и как — не совсем понятно.

В городе как за городом

В городах частный сектор воспринимался как пространство маргинальное, небезопасное и криминальное. Так воспринималось Ново-Ленино и район Копай в Иркутске. Считалось, что жить комфортно в таком районе нельзя, цель жизни состояла в переезде куда подальше. В последнее время такие районы эволюционируют к более комфортному быту: автономное отопление и определенная свобода от общения с управляющими компаниями становятся в глазах многих жителей большим преимуществом. Настолько большим, что многие горожане выбирают такой образ жизни сознательно, переезжая из многоквартирных домов в индивидуальные. В Омске Константин Григоричев обнаружил несколько закрытых поселков с индивидуальными домами в черте города, бок о бок с многоэтажной застройкой.

— Пригород — это как далеко от города? 10, 20 или 30 км? Чем сегодня Луговое отличается от Синюшиной горы? Урбанисты измеряют пригород транспортной доступностью — от 20 до 40 минут. Но это гибкая вещь, тут многое зависит от качества дорог. По Качугскому тракту на УАЗике – это одно, а на городской машине по Голоустненскому — совсем другое. А может ли быть пригород в городе? В России пригороды не формируют кольцо вокруг города. Нет зависимости от автомобильных или железных дорог — в Иркутске рост пригородов идет как раз вдоль автомобильных дорог. Но есть прямая зависимость от того, включена ли земля в оборот. Мы с коллегами пытаемся доказать и обосновать, что пригороды растут именно там, где были колхозы и землю раздали в виде паев, — рассказал Константин Григоричев. 

Есть способ посмотреть пригороды по экономической деятельности. Маркером стала реклама: в сельской местности не бывает огромных билбордов, поэтому такая реклама маркировала притяжение сельской местности к конкретному городу. Можно говорить о том, что Иркутская агломерация разрозненная и неравномерная, плотность рекламы в Листвянке, например, более плотная, чем в более близких населенных пунктах.

Право на пригород

Определение пригорода через население говорит о выраженной социальной неоднородности. Один из собеседников социологов сказал дословно: «Здесь всякой твари по паре: менты, продаваны, силовики, коммерсы, работяги, интеллигенция всякая». В США, например, жители пригородов более однородны — можно выделить «белых воротничков» (менеджеров) и «синих воротничков» (квалифицированных рабочих). Собирательного названия в России нет до сих пор, нет даже и самоназвания — ясно только, что новые жители пригородов четко противопоставляют себя коренным жителям пригорода, «местным» или «колхозникам». Процесс идет бурно и интересно, но далек от завершения.

Выбор самоназвания и определения жителей скрывает за собой спор о том, какой пригород правильный, каким пригород должен быть. Формально пригород должен снабжать город овощами и другими продуктами, но новые жители не хотят этим заниматься — зато хотят иметь у себя торговые центры, как в Иркутске. Пригород – это и новая форма взаимодействия общества и власти. Есть примеры, когда реальной властью на месте является не глава администрации, а председатель и совет СНТ.

 — Такими поселениями сложно управлять в повседневном смысле. Если совет решит, что им не нужна школа, то ее и не будет, — отметил Константин Григоричев.

Пригород – это своего рода фронтир, то есть граница пространства освоения территории, лежащая поверх номинальной границы города и села. Отличие фронтира от номинального административного деления состоит в том, что он может двигаться в любую сторону. Омск, по мнению Константина Григоричева, – это образец того, что деревня может съесть город. Американский фронтир, по словам Алексиса де Токвиля, был местом, где человек в городской одежде и общающийся на современном языке живет в сельской дикой местности и меняет эту местность в соответствии со своими идеалами.

Будущее пригородов, по мнению социолога, состоит в том, что они будут расти, причем стихийно. Максимальный рост будет там, где есть оборот частной земли. Жители пригорода имеют большую свободу выбора, но и больше рисков, больше ответственности за свою судьбу. В будущем территория пригородных поселков может стать территорией социальной сегрегации, разделения жителей страны на разные страты с разным уровнем жизни.

Фото с сайта prirodasibiri.ru

ИА «Альтаир» присутствует в самых популярных соцсетях.
Присоединяйтесь к нам:
Telegram
Одноклассники
Вконтакте

Поделитесь новостью с друзьями: